Говоря о форме и смысле, о внешнем и внутреннем, Руми использует ряд терминов, подчеркивающих "отрицательную" сторону смысла в сравнении с "положительной" стороной формы. С этой точки зрения форма предстает как "место", тогда как смысл "безместен": пена обладает "цветом", а море есть сама "бесцветность". Дело в том, что смысл противопоставлен форме, и о нем можно говорить только в терминах отрицания формы, т. е. "бесформенности".
Все обращают свой лик в каком.то направлении, и только святые избирают направление без всякого направления (М, 5, 350).
Вечная весна цветет в направлении, лишенном направлений: любое другое направление несет с собой декабрьские холода (Д, 20089).
То в движении, то в неподвижности предстает Он, но Он - ни то и ни другое. Он проявляет Себя в разных местах, хотя истинно Он - вне всякого места (Д, 6110).
Ты обладаешь местом, но твой исток Безместен: оставь это и иди туда! (М, 2, 612).
Долго ли еще будешь общаться знаками? Молчи! Ибо сей Исток всех знаков знака не имеет (Д, 7268).
В Бесцветности коренятся все цвета, и в мире коренятся все распри и раздоры (М, 6, 59).
Цвета коренятся в Бесцветности, образы всех картин - в невыразимости, слова - в бессловесности, а все чеканные монеты - в горной жиле. Пойми это! (Д, 13925).
Тысячи цветов порождены палитрой, в которой нет ни белого, ни голубого (Д, 28249).
Как огонь костра рождает дым, так же Бесформенное изливает в бытие формы (М, 6, 3712).
О Господин всех господ! О Бесформенный Даритель форм! Какую форму придаешь Ты мне? Тебе известно это, но не мне (Д, 14964).
Указывая на отличие формы от смысла, Руми часто прибегает к терминам "бытие" (хасти, вуджуд) и "небытие" (нисти, 'адам). Дать точное определение этой терминологической паре сложнее, чем многим другим, поскольку каждый термин в зависимости от контекста может быть отнесен и к форме, и к смыслу. С одной стороны; мир предстает нашему взору как существующий, следовательно, бытие - это форма, тогда как смысл лишен формы и небытиен. Но, вглядевшись внимательнее, мы замечаем, что эта форма, которую мы приняли за бытие,- всего лишь поднятая ветром пыль. В сравнении с океаном пену можно смело назвать "несуществующей". Поэтому вместе с тем бытие - это Бог и смысл, тогда как форма и мир небытийны. Руми часто играет на противопоставлении этих двух точек зрения в одном стихе; иногда он придерживается какой.то одной из них.
Этот мир небытия предстает в виде существующего, а мир Бытия в высшей степени скрыт и неявлен.
Пыль поднята ветром, ее лукавая игра застилает взор пеленой. Действующее лишено действия: оно - лишь шелуха. Но в том, что скрыто от глаз, найдешь семя и исток (М, 2, 1280-82).
Все мы, существующие, не существуем. Но Ты, Абсолютное Бытие, являешь Себя в виде смертных вещей.
Все мы подобны львам на стяге: рычим и мечемся, как того хочет ветер (М, I, 602-603).
Погруженного в мирскую суету мужа притягивают и обольщают несуществующие вещи. Но разве, друг мой, мудрец посвятит всю свою жизнь делам небытия?..
Ослепленные тьмой, твои глаза принимают ничто за нечто. Исцели свои очи и озари их пылью Царского порога! (Д, 11470, 75).