После совершения хаджа Велед, и его семья продолжили свой путь дальше к Медине, Иерусалиму, Дамаску и наконец Алеппо. Считается, что в именно в Алеппо Бахауддин Велед сказал: "Бог направляет нас в Анатолию. Эта страна притягивает к себе наш караван..."

Вскоре после приезда в Рум семья Бахауддина переселилась из Малатьи в г. Сивас (в 1219 г.) затем в Акшехир, где они провели немногим более трех лет, после чего, видимо, в 1222г. переехали в г. Ларенда (ныне Караман), где оставались около семи лет. Правитель Карамана, Эмир Муса, наслышанный о мудрости ученого из Балха, встретил его со всеми почестями, и основал для него в медресе. В этом городе умерли мать Джалаладдина Мумине Хатун и его старший брат, здесь же Руми женился на Гаухер Хатун - дочери Шарафаддина Лала из Самарканда, и здесь же год спустя родился его первенец Султан-Велед. Впоследствии Султан-Велед напишет поэму "Велед-наме" ("Книга о Веледе"), стихотворную биографию Бахауддина Веледа и своего отца, и соберет изречения Джалал ад-дина Руми, назвав их "Фихи ма Фихи" ("Есть то ,что есть").

Ровно и размеренно текла жизнь в Ларенде, как вдруг снова перемена мест: к Бахааддину прибыл личный посланец правителя Румского султаната Алааддина Кайкубада I с предложедием занять почетный и высокий пост руководителя одного из самых популярных медресе (высшего конфессионального училища) в Конье. Бахааддин недолго раздумывал: он принял это лестное приглашение. В 1228 г. он переехал в Конью. Сам Султан Алааддин КайКубад I в окружении пышной свиты вельмож, шутов и личной охраны вышел за крепостные стены встречать знаменитого мудреца. Он двигался навстречу небольшой группе скромно одетых странников. Бахауддин Велед шел навстречу владыке, которому покорялись цари и тираны всех стран от Йемена до Грузии и Византии. Когда осталось три шага, он с поклоном остановился. Султан Алааддин был вынужден сделать еще два шага и склониться перед святым человеком, чтобы поцеловать ему руку. Но Велед вместо руки протянул для поцелуя набалдашник своего посоха. "Что за спесь?!" - мелькнула мысль в голове Султана Алааддина. Но делать было нечего, пришлось поцеловать набалдашник.

Когда Кейкубад I выпрямился, он услышал голос Бахауддина: "Напрасно, повелитель, в мыслях своих полагаешь ты меня спесивым! Смирение - дело нищенствующих улемов, но не к лицу оно султанам веры, кои держат в руках своих суть вещей!"

Эти слова поразили Алааддина КейКубада: гость угадал его мысли! И он, почтительно склонившись, предложил ему поселиться во дворце. Но Султан ученых дворцу предпочел медресе Алтун-Аба и раздал нищим дары, которые были ему пожалованы Алаадином.

Когда Алааддин КейКубад, гордясь только что построенной крепостью, показывал ее, ожидая похвал, Бахауддин Велед сказал ему:"Возведи крепость из добрых дел и не будет на свете ничего прочнее ее". Между тем, жизнь Султана улемов подходила к концу. Он чувствовал: Конья, которая пришласьему по душе, - его последняя радосгь, последняя стоянка в этом бренном мире. В течение следующих двух лет Бахауддин жил в Конье, преподавая сначала в медресе Алтун-Аба, а затем в медресе, построенном Эмиром Бедреддином Гевхертасом. 12 января 1231 Бахауддин Велед скончался. Джелал ад-дину в это время исполнилось 24 года.

Султан улемов дал блестящее образование своему сыну Он посвятил его в искусство составления фетв (религиозные стихи) и чтения проповедей. В двадцать четыре года Джалал ад-дин обладал всем, что необходимо проповеднику. После смерти отца Руми занял его пост в медресе и, таким образом, сразу же вошел в круг местных религиозных авторитетов. Однако, по представлениям того времени, он был слишком молод, чтобы читать проповеди в соборной мечети по пятницам, обучать детей местной знати и богатых горожан основам богословия, религиозного права и толковать Коран. И Джалал ад-дин решает отправиться в святые города Дамасск и Халеб для того, чтобы проверить себя и свои познания в беседах с мудрецами века.

В прославленном халебском медресе Халавийе толковал он с великим арабским ученым Камаладдином Ибн аль-Адимом о девяти небесах и сочетаниях четырех элементов - огня, воздуха, земли и воды, из коих слагается мир видимый. Вели они речь и о сущности времени, состоящего из отдельных мгновений, текущих друг за другом, подобно воде в реке, состоящей из сменяющих друг друга капель. В знаменитом на весь просвещенный мир дамасском медресе Макдисийе Джалал ад-дин вел речь с мужами веры о единстве, как абсолюте, исключающем представление о множественности; о единстве, в котором заключена идея множественности, подобно тому, как в семени дерева заложено единое дерево, но со всем множеством его частей - корней, ствола, ветвей, плодов.

Обсудив сложнейшие вопросы гносеологии и онтологии, логики и богословия с выдающимися учеными и богословами, Джалал ад-дин убедился: нет ничего, что было бы темным для его разума. Улемы и шейхи, дивясь ясности и глубине ума молодого богослова, вопреки традиции, через несколько месяцев выдали ему иджазе (свидетельство), подтверждая, что ничему больше его научить не могут.

Осенью 1231 года он возвращался в Конью вместе с двумя отцовскими мюридами (учениками). Джалал ад-дин ехал молча - не сердце, вопреки доводам разума, было неспокойно. Под вечер они остановились переночевать в вырубленных в скале нешерах. Здесь жили суфии-аскеты. Джалал ад-дин смиренно попросил их разделить с ним его трапезу. Аскеты с презрением глядели на богословов-законников, считая их лицемерами. Но просьбу уважили. Закончив трапезу, как и положено божьим людям, они не выразили никакой благодарности: истинным подателем благ был только Бог, его и следовало благодарить.

Утром, перед тем, как уехать, Джалал ад-дин вдруг решил задать вопрос. Он обратился к самому старому отшельнику:

- Могу я спросить тебя, о познавший? Скажи, отчего скорбит сердце?
- От многих душ исходит голос скорби, а от некоторых - звук бубна. Сколько я ни гляжу в свое сердце - в нем раздается голос скорби, а звука бубна все нет!
- А разве происходит что-либо от усилий раба божьего?
- Нет! Не происходит. Но без усилии тоже не происходит! Если ты проведешь у чьих-либо дверей год, то к конце концов тебе скажут: "Войди за тем, для чего пришел!". Я буду тебе в том порукой, - ответил отшельник.

Джалал ад-дин поблагодарил суфия, и хотя слова того были безрадостны, но Джалал ад-дин услышал в них отзвук своих стремлений: голос бубна должен снова зазвучать в его сердце, как звучал некогда в детстве.
.